Remember when I took you up to the top of the hill?

Marilyn Manson

Темный вечер. Понедельник. 27 марта. Неожиданная метель. Я шагаю по заснеженной дороге в поселке под Красным Селом.

Месяц назад я разбил свой автомобиль и вчера отдал его в ремонт. Взамен одолжил Дастер на неделю. Не посмотрел, что на нем летняя резина.

В воскресение светило солнце и был плюс. Днем в понедельник начался снег, а к вечеру ударил мороз. Мокрая каша быстро превратилась в гололед. Пока я осторожно катился по городскому шоссе, все было еще терпимо.

Но вот загородом оказалось страшно скользко. Еще и холмисто. На первый подъем заехал ходом. Дальше дорога шла какое-то время ровно вдоль глубокой ложбины, а затем резко повернула налево, вверх на крутую горку. С испугом вспоминаю, что и на зимней резине давеча здесь сомневался, поднимусь или нет. Резко жму на педаль газа. Разгон слабый, но я заезжаю на половину горы. Остается еще метров 30 до плато, но все, колеса буксуют! Паркетник переднеприводный, передняя ось разгрузилась. Я начинаю сползать назад. Тормоз не помогает. Автомобиль идет юзом.

Сзади слепит ксеноном крупный внедорожник. К счастью, он догадывается отъехать обратно вниз и встать сбоку от горки.

Я понимаю, что мало того, что моя машина неуправляемая и скатывается вниз на дорогу, так и за дорогой еще не конец — там обрыв метров 20. Прошиб холодный пот. Личный автомобиль я уже разбил, сейчас еще и чужой покорежу. Скорее всего, машина сейчас будет ускоряться в свободном скольжении, а после дороги покатится кубарем по склону. Перевернется. Может и сам разобьюсь.

Я играю тормозом. Пытаюсь не дать ускоряться машине, которая сползает вниз. Протектор летний, но свежий, вроде неплохой. Дастер цепляется за дорогу как будто из последних сил. Я полз вниз по склону минут семь и старался как мог.

Ура, мне это удалось! Я все-таки спустился с горки, и развернулся! Встал вдоль уже горизонтально ровной нижней трассы. Вплотную к колючим безлистным черным кустам. Руки у меня потные. Голова гудит.

Ксеноновый джип по прежнему стоит и не двигается с места. Ошарашен, как будто. Как вкопанный застыл, хотя проезд я ему уже освободил. Понимаю, что сильно его напугал своими маневрами. Подождав зачем-то еще минуту, он вдруг срывается с места, за секунду поднимается наверх холма и исчезает в облаке снежной пыли.

Я оставляю бесполезную машину и иду пешком наверх. До пациента не доехал буквально 1,5 км. Минут 15 топать придется.

Бреду по деревне вдоль частных построек. Дома неказистые, темные. Где-то светятся окна.

Я давно заметил, какими уютными кажутся эти освещенные изнутри окна, если сам ты находишься снаружи. Особенно в темный и ненастный вечер. Когда тебе холодно, голодно и одиноко. Почему-то кажется, что там, внутри, живут счастливые люди. Они дружны, любят друг друга и радуются тому, что у них есть. Каждый вечер они сидят за большим круглым столом, ужинают, пьют чай и разговаривают. Поддерживают друг друга. Делятся пережитым за день. Происшествиями с работы. Нехитрыми новостями из телевизора. Слушают со счастливыми глазами сбивчивые рассказы детей.

За окном темно, может беснуется метель или трещит мороз. А у них на теплой кухне льется ласковый свет из абажура. Или даже горят свечи и звучит Шуберт. На плите кипит картошка в маленькой кастрюльке. Крышка на кастрюльке постукивает и выпускает ароматный пар. И разные книги или альбомы по искусству разложены прямо на столе. Их здесь читают.

В моей жизни тоже когда-то были минуты семейного счастья. Но потом вдруг все закончилось. Меня больше не ждали дома с работы. Со мной  теперь не сидели вместе вечером за столом. Любви, интереса и уважения к себе я больше никогда уже не чувствовал.

Я не понимал в чем дело, был в отчаянии. Ведь я любил фанатично. С моей стороны никаких перемен не было. Я обожал, ценил как святыню свою семью. И больше года я молил, просил, унижался, пытался понять причину произошедшего отчуждения и ничего не понимал. Все было бесполезно. Потолок с чудесной хрустальной люстрой обрушился на голову. Земля ушла из под ног. Жизнь покатилась под откос.

А вскоре обнаружилось страшное предательство. И не одно.

Только тогда я понял, что из меня делают Шарля Бовари. И вдруг прозрел. Овладел собой. Судорожно нажал на тормоз. Пополз назад. Я был неподготовленным к новым обстоятельствам, но цеплялся как мог.

Спорт, психотерапия, антидепрессанты, невероятная поддержка близких родных и друзей помогли мне не рехнуться, не спиться и не прыгнуть с крыши.

Да, за два прошедших года жизни я испытал страшную боль и страдания. Но я выжил.

Да, мне пришлось в итоге отползти в сторону. Затаиться в кустах, где планирую еще долго находиться и зализывать полученные раны. Но все-таки я выдержал.

И сегодня я пришел к этому важному дню. 27 марта. Символическому моменту отчета нового этапа.

Но как же глупо разбиться именно в такой важный день?) Когда, возможно, начинается новая жизнь? (И наконец-то, с раскрытыми глазами, осознанная).

И все это из-за дурацкой  легкомысленности. Как можно было не проверить резину перед выездом?) Так же и по жизни. Я упорно игнорировал весьма тревожные сигналы. Пустился в долгое путешествие, вверив свою судьбу ненадежным рукам. Надеялся, что на вершине холма все разрешится. Но гора с каждым годом становилась все круче и отвеснее.

И если бы я все-таки поднялся бы еще, метров на 30 выше… Если бы продержался бы еще пару лет такой совместной жизни, — смог бы я в итоге затормозить и остаться в живых? Когда все равно, рано или поздно, но неминуемо бы, покатился бы кубарем вниз с равнодушной ледяной вершины?

Потерпев фиаско, я в одиночестве шагаю по ночной деревне. Идет снег, очень скользко и немного зябко. Я один. Значит ли это, что я одинок? Нет, верю, меня ждет еще несколько встреч! И кофе…

Чужие окна горят теплым светом, но я подозреваю, что внутри может быть не так все хорошо, как мне раньше казалось. Красивая внешность может таить в себе уродство души. Объект твоей любви может оказаться не человеком, а холодной мраморной статуей.

Снег может пойти в любой момент, тем более весной. Самонадеянно и чревато ужасными последствиями надеяться на русский авось.

Обратно ехал как улитка.